Печаль на сердце. Юлия Ткачева (с)

[Все Ништяк]

Я совсем не помню своей смерти. Впрочем, своей жизни я не помню тоже. Первое, что я помню - удивительно яркое небо, и ехидно-сочувственное Маринкино "привет, новенький..."

***

Лежу на чём-то жёстком, ребристом, и смотрю в небо. Ясное, летнее, с лёгкими перышками облаков - как раз для того, чтобы оттенить голубизну...
- Привет, новенький!
Я резко сажусь, и отчётливо понимаю, что я ничего не понимаю. То есть, вообще. Полная пустота в голове. Где я, как я сюда попал и что происходит? Ответа нет.
Напротив меня стоит стройная девчонка с прищуренными глазами, длиннющими ресницами и неровно подстриженными светлыми волосами, рассыпанными по плечам. В линялых джинсах и клетчатой рубашке - кажется, такие принято называть ковбойками. Обалденно, нереально красивая девчонка.
Мне она незнакома - хотя, признаться, я очень не против немедленно исправить такое положение дел...
- Ты как? - интересуется это чудо природы.
- Не знаю, - честно отвечаю я. - Ничего не помню. Ничего не понимаю.
- У меня есть для тебя не очень приятная новость, - очень серьёзно говорит она. - Ты только что умер.
- И что теперь? - глупо спрашиваю я. Почему-то я ей сразу поверил. - В ад? В рай?
- Ни туда и ни туда, - она отбрасывает со лба мешающую ей чересчур длинную чёлку, делает пару шагов и присаживается рядом со мной.
Я прикасаюсь к её руке. Вполне реальная, живая и тёплая.
- А ты-то кто? - интересуюсь я, и тут меня осеняет. - Ангел, что ли?
- Ага, - кивает она, всё так же предельно серьёзно. - Я - ангел. И ты теперь - тоже.

***

Привыкнуть в тому, что прошлая жизнь намертво стёрлась из памяти, было не так-то просто. Поначалу - так и вовсе, временами казалось, что схожу с ума, стараясь вспомнить, кто я и что я.
Андрей говорит, это потому, что моя личность осталась в неприкосновенности, а личность по своей природе неразрывно связана с памятью. Поэтому, если память убрать, а личность оставить - чувствуешь сильный дискомфорт.
Андрей, должно быть, в прошлой жизни был философом. Или психологом. Понятное дело, что никакой он не Андрей. И Маринка - не Маринка. Но надо же нам как-то друг друга называть, верно? Сам я для себя выбрал имя - Дима. Вполне красивое имя...

Всего нас семеро. Хорошие ребята, нормальная команда. Жаль, что при жизни познакомиться не случилось. Больше всего я общаюсь с Андреем и с Сашкой. Про Андрея я уже рассказал, а Сашке всего десять лет и ему, наверное, тяжелее всех нас. Маринка его тоже жалеет и опекает - то ли как мама, то ли как старшая сестра. Я часто удивляюсь про себя: а Сашка-то с чего, как он-то с нами оказался? Да пойди пойми теперь. Оказался и оказался. Точка.

Маринка - это, вообще, особый разговор... Маринка - это Маринка.
Я на неё часами могу смотреть, и не надоедает ни капельки. Просто смотреть. Как она ходит, разговаривает, смеётся.
А вот интересно, я при жизни вообще влюблялся когда-нибудь? А она? Нет, всё-таки, хорошо, что мы о прошлом ничего не помним...

Конечно, мы с Маринкой чаще других в паре работаем. А Лиза - с Ником. У них тоже.. ну, понятно что.
Игорь - он старше всех, ему уже под сорок - поначалу ворчал, что на нас, что на них. Да нам и самим было неловко. Вроде, ангелы. Нам же не положено, наверное, влюбляться друг в друга? А потом Андрей сказал, не стоит заморачиваться такими глупостями. Если хочется - значит, можно.

С Маринкой вообще легко в паре работать - она очень талантливая. Она меня, понятное дело, и учила. Кому ж ещё.

***
Город живёт своей обычной, городской жизнью. Кто-то торопится, кто-то не спеша гуляет по улицам. А мы с Маринкой - работаем. Точнее, она работает, а я учусь.
- Смотри, - толкает она меня локтем, - вон та девушка.
Я послушно смотрю на "вон ту девушку". Девушка как девушка...
- Смотри по-другому, - командует Маринка.
Смотрю по-другому. Не получается. А потом - получается. Я вижу прозрачный силуэт, а в груди - тёмное пятно.
Маринка тут же замечает, что я - увидел.
- Понимаешь, что это?
- Не знаю, - я качаю головой, - она больна?
- Нет... Ей просто очень плохо. Может, обидел кто. Может, переживает. То, что ты видишь - это печаль на сердце... Тоска на душе.
Я понимаю. Смотрю по-другому на всех прохожих. У кого-то совсем нет печали на сердце, у кого-то чуть-чуть. У девушки больше всех.
Маринка ускоряет шаг и догоняет печальную девушку. Я спешу за ней.

Я уже привык, что прохожие нас не видят, но как-то всё таки замечают, потому что с нами не сталкиваются. Если я остановлюсь посреди дороги - обходят. Вроде бы невзначай, не глядя.

Теперь мы идём по обе стороны от девушки, и люди расступаются перед нами, давая пройти. Со стороны, должно быть, выглядит забавно и непонятно - для одного человека такой широкий коридор в толпе...
Маринка кладёт руку ей на плечо. Девушка на секунду вздрагивает, оглядывается - но ничего не замечает и идёт дальше. Маринка - рядом.
Я смотрю. Печаль на сердце начинает медленно таять.
Наверное, все читали или слышали выражение "посветлел лицом"? И я слышал - только раньше не видел. А вот теперь увидел. Девушка светлеет лицом, начинает улыбаться. И спину распрямляет - она, оказывается, сутулилась...
- Ну, вот и всё, - напряжённым голосом говорит Маринка, и останавливается.
Я смотрю девушке вслед - смотрю по-другому. Теперь у неё в груди нет тёмного пятна.
Я поворачиваю голову, и смотрю на Маринку. По-другому. Она - не прозрачная, а ярко-сияющая, так, что приходится щуриться. А глаза у неё грустные и уставшие. И я понимаю, что эта грусть - ну, не её.. А та самая.
- Ты понял, что и как надо делать? - спрашивает Маринка.
Я киваю. Я всё понял. Ну, или почти всё.

***

Вообще, в свободное время, если удаётся собраться всей толпой, мы чаще всего говорим о том, что мы делаем и как мы это делаем.Делимся интересными случаями, спорим.
Лиза, например, часто со всеми спорит. У неё есть своя теория о том, что мы - тёмные ангелы. Ангелы печали. Что нам эта печаль нужна для того, чтобы существовать.
Дурацкая теория, прямо скажем. Во-первых, какие мы тёмные, если людям от того, что мы делаем, становится светлее? Во-вторых, никому из нас эта пакость не нужна. Если много печали на себя за один раз стянуть, потом долго ходишь как в воду опущенный, ничего не хочется, жить не хочется, пошёл бы и удавился, жаль, второй раз - никак...

А, разве я не сказал? Конечно, первый раз у каждого из нас уже был. Ну понятное дело, что мы не знаем, кто из нас удавился, кто с крыши спрыгнул, кто таблеток наглотался. Да это и неважно...
Важно то, что нам за это полагается.
Ну, вот это самое и полагается, собственно говоря. Ангелами работать. Не печали, что бы там Лизавета не говорила. Ангелами утешения, наверное, так это называется...
И знаете, что я вам скажу - лично я не жалуюсь. В Библии, к примеру, куда как пакостнее перспектива для самоубийц назначена.
А мы - вроде, с пользой вечность коротаем. Людям помогаем. Надо полагать, нашими стараниями таких, как мы, становится меньше.
Это правильно. И даже, наверное, справедливо.

***

Этого паренька я приметил ещё неделю назад. Тяжёлый случай. Еле-еле тогда удалось дело поправить, я потом полдня отходил. И вот - опять навстречу, и словно я не работал с человеком - на душе у него чернее ночи.
А Маринку я, как назло, сам полчаса назад домой отправил: ей сегодня тоже тяжко пришлось.
Поздняя осень, что вы хотите. Самое тяжёлое время. Сплошь душевные расстройства у людей.

Пошёл я с ним рядом. Джинсы с дырками на коленях, синяя куртка, ярко-жёлтая футболка с какой-то перекошенной рожей. Вполне нормальный парень, если в глаза не смотреть. А вот если смотреть, то тут и ангелом быть не надо, чтобы понять, что дело дрянь.
Начинаю работать. И понимаю, что этой пакости у него на душе - на пятерых хватит. Кошмар, да как же он до сих пор не свихнулся-то. Я чувствую, что сам уже не могу это вбирать в себя. И небо стало не синее, а серое, как рваная тряпка (хотя я-то помню, что на улице - ясный день), и дышать больно (хотя мне, как ангелу, дышать вообще не обязательно).

И вот в тот самый момент, когда я чувствую, что на пределе - я понимаю, что худо-бедно справился. Что ему уж легче, и хоть какая-то надежда на лучшее затеплилась.

Понятно, что ему по прежнему было плохо, и больно, но уже не так. Он шёл по улице, а не брёл, и даже по сторонам стал смотреть. А я тащился за ним - надо было запомнить, где он живёт, чтобы приглядеть на будущее. Мало ли что...
До подъезда я его довёл и хотел было распрощаться - квартира мне ни к чему - да ноги не держали. Захотелось просто сесть и посидеть, на лавочку. Как раньше, при жизни.
Сижу, в себя прихожу помаленьку. Девчушка мелкая рядом присела, с куклой играет. Тяжко - сил нет. Одно утешает, что тяжко мне, а не тому парню. А я переживу. Ну, то есть, не переживу, потому что уже не пережил. Ну, то есть, понятно.
- Тебя как зовут? - спрашивает девчушка.
- Дима, - отвечаю автоматом.
- А почему ты светишься? - следует вопрос.
И тут до меня доходит.
- Потому что я не совсем человек, - объясняю.
- Понятно, - кивает этот экстрасенс с косичками. Понятно ей, ну надо же...- А что ты тут делаешь?
- Сижу, - отвечаю. - Человеку хорошему вот только помог, теперь просто сижу. Отдыхаю.
- Расскажи сказку? - требует этот милый ребёнок.
И я уже было начал задумываться, какую сказку рассказать, как мимо меня прошла - она.

Ну как я её узнал... Я в тот момент не мог её не узнать: вся чернота в душе, что я выбрал из парня в жёлтой футболке, поднялась от её взгляда, искоса брошенного на девочку с куклой.
- В другой раз, обязательно, - говорю я, поднимаясь на ноги.
Я твёрдо знаю, куда она идёт. И так же твёрдо знаю, что ей туда идти сейчас не стоит.

- Ну пожалуйста, - останавливает меня жалобная просьба. Очень жалобная. На грани слёз. Дядя Дима, который светится, пообещал девочке сказку, и не рассказал...
Я опускаюсь рядом с ней и очень честным голосом говорю:
- Я обязательно приду ещё, и расскажу тебе сказку. А сейчас мне очень, очень нужно уходить. Хорошо?
- Хорошо, - кивает она, - но ты обещал.
- Я обещал, - подтверждаю я, и мы скрепляем наш договор рукопожатием.

Я захожу в подъезд и понимаю, что не слышу её шагов. И квартиры парня не знаю. Можно, конечно, сквозь стены по кругу глянуть, но это ж сколько времени займёт.
И в этот момент где-то на третьем этаже хлопает дверь. И стучат каблучки - вниз, быстро-быстро. Она. На глазах слёзы и губы дрожат. Смотрю по-другому. На сердце есть немного печали - в другое время, может, снял бы, а может и нет - по настроению.
Сбежала по лестнице, и нет её.

Теперь я знаю квартиру - только толку с того.
Захожу. Сквозь дверь, ясное дело. Он сидит на полу в прихожей, глаза закрыты. На губах улыбка. Есть такие улыбки, от которых мороз по коже пробегает - доводилось видеть? Если нет - я за вас искренне рад.
Честное слово, я просто не хочу смотреть, что у него на душе.

Наверное, так должна бы выглядеть чёрная дыра размером с человеческое сердце. Меня захлестнуло сразу и с головой, безнадёжно даже и пытаться что-то снять, убрать, помочь...
И всё-таки, я попытался.

...вынырнув из ниоткуда я осознаю, что стою напротив него и что-то кричу. А он меня, понятное дело, не слышит - он же не девочка с куклой...
Впрочем, вполне возможно, что если бы я был вполне живым и реальным - он бы не услышал тоже. Сейчас во всём мире был ровно один человек, которого он бы услышал - а этот человек сказал ему всё, что хотел, несколько минут назад.

Всё с той же мёртвой улыбкой на губах он поднимается и идёт в комнату. Я иду за ним, непонятно зачем, но всё ещё на что-то надеясь.
Зря.
Кажется, то, что висит на стене, называется катана. Впрочем, я совершенно не разбираюсь в оружии.
Нет.
Я кладу руку ему на плечо и на меня снова накатывается - это. Целая вселенная, полная безнадёжности и боли. Вместо воздуха - стеклянное крошево. Вместо света - хлопья чёрного снега.
Нет. Пожалуйста.
Да.
Вселенная взрывается.

***

Тишина. Я открываю глаза и какое-то время ничего не вижу - перед глазами мельтешат вспышки света.
Передо мной на кровати сидит парень. Вместо жёлтой футболки с рожей на нём белая рубашка, верхняя пуговица расстёгнута.
А вот джинсы те же самые - видать, любимые.

Парень смотрит на меня, часто моргая. В его глазах - недоумение.

Я облизываю губы, и говорю ему:
- Привет, новенький!

@темы: "Цитаты формирующие личность"